Глава ГК "Русский краб" о специфике крабопромыслового бизнеса

О специфике крабопромыслового бизнеса, важности создания собственного флота, новых вызовах и верности традициям — глава компании "Русский Краб" Александр Сапожников в спецпроекте "Первые лица бизнеса".

Об Америке, Китае, капитане Врунгеле, белых перчатках, исторических квотах и Глебе Франке

— Крабы политикой интересуются, Александр Анатольевич?

— К счастью, нет, но, к сожалению, политика интересуется крабами. Как и всем остальным на свете…

После объявления санкций США закрыли для нас свой рынок, а мы поставляли туда ежегодно три с половиной тысячи тонн варено-мороженой продукции, в живом весе — почти шесть тысяч тонн краба. В 2021 году общий импорт в Штаты, по данным аналитиков Urner Barry, превысил 126 тысяч тонн краба. Четверть объема давала Россия, остальное — Канада, Норвегия, Латинская Америка.

США и Европа в прошлом году принесли ГК "Русский Краб" почти 40 процентов выручки. Конечно, ее потеря — удар по бизнесу, но не смертельный.

Ищем замену. Китай раньше почти не брал варено-мороженого и сыромороженого краба, предпочитая живой продукт. Такова культура потребления: поймал — съел. Этому есть логичное объяснение: страна по большей части жаркая, южная, вот за многие столетия менталитет и сложился. Тем не менее мы уже подписали контракты на поставку варено-мороженого краба. Немного, но для начала вполне. Клиенты выражают заинтересованность, правда, сначала хотят понять, что за продукт, — присматриваются. Мы первыми из российских краболовных компаний вошли на китайский рынок с новым предложением.

— Как убеждаете перейти на непривычный продукт?

— По-разному. Снимаем видеоролики, показываем, как краба добывают в море и перерабатывают на судах, подробно рассказываем о технологии производства и потребления, даем продегустировать. Словом, всячески агитируем. Научились же японцы есть гамбургеры, а китайцы — картофель фри...

В сложной ситуации мозг начинает работать быстрее, живее, вдруг обнаруживаются внутренние резервы и ресурсы

Премиальные крабы — ресурс ограниченный, потребление в мире не упадет, замещение американского и европейского рынков — вопрос времени.

— А сколько сейчас китайцы берут живого краба?

— Из России — пока 15 тысяч тонн, но рынок постоянно идет вверх.

За последние пять-шесть лет количество людей в Китае, которые время от времени могут угоститься крабом, увеличилось процентов на 30. Белые воротнички в Пекине, Шанхае, Чэнду, Гуанчжоу и других крупных городах получают в пересчете на рубли около 300 тысяч в месяц, а китайский инженер высокого класса зарабатывает минимум полмиллиона рублей.

По оценке McKinsey, уже в 2022 году численность среднего класса в Китае превысит полмиллиарда человек. Больше, чем все население США!

В Поднебесной любят дорого одеваться и вкусно поесть, на вещи и еду тратят много, не скупятся. Если у китайца появились деньги, он идет в ресторан и берет в меню живого краба. А потом делает селфи и рассказывает знакомым, что ел, и это вызывает у них уважение. В Шанхае на свадебном банкете на тарелке перед каждым гостем должен лежать краб, иначе потом будет стыдно людям смотреть в глаза.

Знаете, что толкнуло цены вверх во время пандемии? Из-за коронавируса китайцы почти перестали путешествовать по миру. Раньше 200 миллионов человек ежегодно летали за рубеж, и средний чек туриста составлял около десяти тысяч долларов. Теперь же эти деньги остались в Китае, их надо на что-то тратить. Почему бы не пустить часть суммы на покупку краба?

— Значит, COVID-19 был вам только в помощь?

— То, что он подхлестнул продажи в Китае и цены в США, — факт.

— Сильно ваша компания просела после февраля?

— Нет, первое полугодие сработали по производственным показателям практически на уровне 2021 года. О дальнейшем загадывать не буду.

— В конце января мы с вами встречались в Петрозаводске, где спускали на воду первый из десяти запланированных к постройке судов для ГК "Русский Краб". Тогда настроение у вас было иное.

— Еще бы! С тех пор все перевернулось чуть ли не с ног на голову…

Однако намеченную программу надо выполнять. На Онежском судостроительно-судоремонтном заводе должны сделать для нас семь краболовов, еще три — на Окской верфи.

"Капитан Александров" — наш первенец.

— Христофора Бонифатьевича Врунгеля знаете? Он говорил: как корабль назовешь...

— …так он и поплывет. Помню.

— Тогда расскажите, кто такой Александров.

— В отличие от Врунгеля вполне реальный герой. Георгий Иванович — воспитанник кадетского корпуса, офицер военного флота. Еще того, императорского. В начале прошлого века Александров служил на Дальнем Востоке, командовал миноносцем, потом транспортными судами. В 1928 году стал капитаном первого краболова "Камчатка". Замечательный человек с непростой судьбой. Его имя чтут до сих пор.

— Кто предложил назвать корабль в его честь?

— Идею запечатлеть в новом флоте имена стоявших у истоков краболовного промысла капитанов высказал основатель компании — Глеб Франк. Коллектив предложил кандидатуры.

— "Капитан Александров" будет ловить живого краба. Есть и другие виды промысловых судов?

— В нашем флоте два типа: так называемые живаки — для лова и транспортировки в чанах живого краба и суда-процессоры с фабриками на борту. При производстве учитываем предпочтения разных рынков. Сохраняем живого, готовим варено-мороженого, можем сделать сыромороженого…

В целом, повторю, интерес к живому крабу в мире растет, новые, современные суда нам жизненно необходимы.

— Когда начали проектировать "Капитана Александрова"?

— Еще в конце 2019 года. Обсуждение шло полгода. Дело в том, что прежде суда специально для крабового промысла никто не строил. Для ловли всегда приспосабливали другие корабли.

— В России?

— В мире! У нашей компании сейчас самый крупный крабопромысловый флот в стране. Вроде бы есть повод для гордости. Но это переоборудованные тайваньские, японские и корейские тунцеловы, учебно-тренировочные суда. Их не сравнить с новым краболовом: он безопаснее, комфортнее для работы и отдыха экипажа, производительнее. Хотим, чтобы каждое судно могло брать на борт до 90 тонн живого краба и обеспечивало его сохранность.

— Сколько будет стоить головной корабль?

— Оценочная стоимость на момент заключения контракта составляла полтора миллиарда рублей. В Китае подобные краболовы обещают делать в разы дешевле.

— Тогда почему строите в Петрозаводске?

— Условие получения квот на вылов краба. Мы взяли на себя обязательства по строительству судов на отечественных верфях. Программу так и называют — "квоты под киль".

Китайцы делают дешевле, но у них и подход другой. Рассуждают так: судно сможет эффективно ловить краба лет пять, за это время оно дважды окупится, потом его можно списать или перепродать. Китайцы уверены, что в середине уже нынешнего десятилетия начнется выпуск кораблей из композитных материалов. А это и качество иное, и цена. Мы же продолжаем строить из металла.

— И долго должны служить ваши железные краболовы?

— Минимум 25 лет.

— Вы уже сказали, что программу строительства судов придется выполнять в радикально изменившихся условиях. Серьезные трудности предвидите?

— Это очевидно. Нужно найти способы, как компенсировать потерю импортной комплектации — главных двигателей, систем управления, вспомогательного оборудования…

Задача весьма непростая. В России высококвалифицированные проектные бюро работают на оборону, поэтому гражданские заказы всегда выполняются долго и дорого. Сейчас ситуация проще не станет.

ЕС ввел секторальные санкции, поставка любого оборудования требует согласования Еврокомиссии. Хорошо, что мы тормошили проектировщика наших краболовов и смогли заблаговременно укомплектовать всем необходимым три первых судна, сделали это с опережением графика. Сейчас форсируем их доработку.

С остальными строящимися кораблями рассчитываем на отечественное импортозамещение, китайских братьев и себя. Придется вносить изменения в проект. Это большая и сложная работа.

— Ну да, корабль — не телега.

— Даже не автомобиль. Нельзя подкачать спустившее колесо и ехать дальше. Стоит поменять размеры и компоновку оборудования, тут же потребуется перепроектировка, согласования… Словом, головная боль. Однако эти месяцы мы не сидели без дела, пытались решить вопрос с заменой комплектующих. Процесс идет сложно, но выход, уверен, найдем. Контракты подписаны, мы их выполним.

И "Капитан Александров" выйдет в море вовремя, судно уже готово процентов на 90, основное оборудование установлено и собрано.

— Расскажите подробнее о "квотах под киль". Не все в теме.

— Эта инвестиционная программа работает на Дальнем Востоке и на Севере, в Мурманске. Ее запустили несколько лет назад по инициативе государства, чтобы в том числе развивать отечественное судостроение.

Провели аукцион, где каждый лот "весил" тысячу тонн краба. Выигрываешь лот на 15 лет — обязуешься в течение первых пяти построить краболов. Два лота — два судна. Ну и так далее. Арифметика простая. Известно, что один человек в судостроении дает работу пятерым смежникам из других отраслей. Это колоссальное подспорье для экономики страны.

Группа компаний "Русский Краб" взяла десять лотов на Дальнем Востоке. Теперь мы должны построить десять судов.

Раньше существовали лишь так называемые исторические квоты, они достались прежним обладателям бесплатно. В те годы я в отрасли еще не работал, но со слов старожилов знаю, что в 90-х в крабовом бизнесе процветало дикое браконьерство, отрасль оказалась полностью криминализированной. Бардак продолжался долго, даже в 2019 году некоему контрабандисту с Сахалина, владевшему тремя судами, удавалось пройти границу, и он мог провезти нелегального краба в Вэйхай. Его все знали, последний из могикан…

— Вы не про Олега Кана? Он ведь тоже с Сахалина.

— Нет, речь о другом персонаже. Не буду называть фамилию. Посвященные понимают, о ком речь.

— Но Кан действительно был крабовым королем Дальнего Востока?

— Ему принадлежало чуть менее 20 тысяч тонн исторических квот на краба из 85 тысяч тонн, добывавшихся на Дальнем Востоке. Это большой объем.

— И бизнес, надо полагать, велся не в белых перчатках?

— Вспомните слова Ильфа и Петрова про "все крупные современные состояния"… Лет 20 назад фактически безлимитная квота на вылов краба воспринималась как норма. Выписывали бумажку, допустим, на 500 тонн, а потом без контроля шарашили, сколько влезет на судно. И везли всю продукцию в Корею, Китай, Японию...

В определенном смысле контрабанда — отрыжка исторических квот. У людей, которые по ним работали, сложился своеобразный менталитет: греби в карман, вывози продукцию из страны, занижая экспортную цену, насколько совесть и страх позволяют. Им в голову не приходило, что надо не только на себя работать, но и на общество, государство.

— А решившим потеснить владельцев исторических квот, значит, стало за державу обидно?

— На мой взгляд, проведение аукционов абсолютно справедливо. Почему кто-то получал право добывать краба бесплатно? Это такой же природный ресурс, как, допустим, нефть, газ, золото или другие полезные ископаемые. Лицензия на разработку месторождений покупается у государства, а краб отдавался даром, хотя этот промысел тоже может и должен приносить серьезный доход бюджету.

— И в какую сумму обошлись вам квоты?

— 38 миллиардов рублей. Безусловно, нагрузка колоссальная. Те, кто сохранил за собой исторические квоты даже в урезанном виде, имеют перед нами солидное преимущество по себестоимости продукции. Мы должны гасить тело долга, отдавать банкам проценты по кредитам, платить за амортизацию приобретенных квот, налоги, строить суда… У "историков" таких забот нет или их значительно меньше.

— Предполагалось, что в обозримом будущем вторую половину исторических квот тоже выставят на аукцион, но потом решение притормозили. Последние события не похоронили планы окончательно?

— Государству по-прежнему нужны деньги. Реализация предлагаемых законопроектом аукционов с инвестобязательствами обеспечит дополнительный доход бюджета порядка 200 миллиардов рублей. Если новый конкурс пройдет по аналогии с прошедшим, компании, которые приобретут лоты, опять возьмут обязательства по строительству краболовов. Инвесторы самостоятельно, без финансовой господдержки, решат задачу обновления рыболовного флота и строительства береговых перерабатывающих заводов.

Конечно, мы тоже примем участие в аукционе, и все сегодняшние заделы пригодятся в дальнейшем.

— До 2019 года вашу компанию называли "диванными краболовами".

Во Владивостоке я и в свой персонально адрес не раз слышал всякие эпитеты. Почему-то чаще всего говорили, мол, приехал "снабженец из Москвы". Я не обижался. Снабженец — тоже хорошая специальность

— Кто сейчас ваши главные конкуренты?

— В Приморье — "Антей" и "Сигма Марин". Серьезные компании. У них половина квот — исторические, еще столько же взяли на инвестиционных аукционах. Следят за тенденциями на рынке, стараются развиваться, быть на острие новаций.

Когда в 2019 году провели аукционы и в наш портфель вошли инвестквоты, мы были вынуждены покупать "походившие" тайваньские и японские суда, поскольку иначе не смогли бы в 2020 году выловить 13 тысяч тонн краба. В итоге успешнее многих справились с планом по освоению квот: при среднем показателе по Дальневосточному бассейну на уровне 95 процентов мы освоили на 99,1. Доказали оппонентам, что те зря записывали нас в "диванные крабовики".

Я пришел в компанию осенью 2018 года, в ней было 38 управленцев и шесть судов, а 1 января 2020 года наша флотилия уже насчитывала 19 кораблей, около 100 человек трудились в офисе. Сейчас и того больше. Почему так много кабинетных работников? Специфика бизнеса. Нас без конца проверяют. Налоговая служба, Федеральное агентство по рыболовству, Государственная морская инспекция… Недавно президент [России Владимир] Путин в очередной раз сказал: хватит кошмарить бизнес. Но пока ситуация не меняется. Стараемся не давать поводов для критики нашей работы, штрафов, исков и прочих малоприятных вещей.

— А как возник "Русский Краб"?

— Из Русской рыбопромышленной компании выделили подразделение для освоения крабовых активов, назвав его "Примкраб". В смысле "Приморский". В дальнейшем крабовые активы объединили в группу компаний "Русский Краб". 

— Еще весной Франк попал под санкции США. Это наверняка отразилось на бизнесе?

— Решение продать контрольный пакет акций топ-менеджменту компании (в нашем случае — 71 процент) было принято до включения Глеба Сергеевича в санкционные списки, а 24 марта оно было реализовано.

— Вы тоже купили акции?

— Да, приобрел 22 процента.

— Дорого обошлось удовольствие?

— Ясно, что сумма немалая, сделка проводилась на рыночных условиях.

— Поторговались, цену сбили?

— Обязательно! Мы же бизнесмены. К тому же требовалось привлечь финансирование…

О Владивостоке, вызовах, специфике, "Акванавте", уловистости, зарплатах, постулатах и юбилее

— Что скажете об основателе компании?

— Глеб Сергеевич — сторонник повсеместного порядка, хочет, чтобы все было добротно. Много читает специальной литературы о бизнесе, стремится реализовывать приобретенные знания на практике, мне тоже дает рекомендации, чтобы не отставал от передовых трендов. Франк родом из Владивостока и хорошо понимает специфику края. Ведь есть два мира — идеальный и реальный, тот, в котором живет Приморье.

— Они не пересекаются?

Ну, скажем мягко, не всегда совпадают. Порой случается какая-нибудь невероятная хрень, от которой с непривычки можно впасть в ступор. Потом приходит понимание — "это и есть Владивосток, детка". И все становится на места

Здесь масса командированных — моряки, военные, переселенцы отовсюду. Люди живут с такой психологией: приехал — уехал. Многие не собираются бросать якорь. И конечно, прошлая "вольница" сказалась на их характерах.

Солнечный город с красивыми женщинами, сумасшедшими ветрами и морем. Гулять там, кроме как по набережной, в общем-то, негде. Филиал Мариинки, несколько кинотеатров, рестораны. Вокруг них жизнь и вращается.

— А вас каким ветром занесло во Владивосток? Долго адаптировались?

— Откровенно? Мне чем труднее, тем лучше.

Интерес к новым проектам, способность быть эффективным в условиях неопределенности, подход к делу, возможно, и привлекли в свое время внимание Франка ко мне.

Мы познакомились еще в нулевые. Помню его 25-летним юношей, за прошедшее время он по-хорошему заматерел, став человеком, причастным к формированию экономической политики в стране.

Я поработал в нескольких проектах Глеба Сергеевича, а в 2018 году решил завершить карьеру. Франк узнал об этом и позвонил: "Анатольевич, слышал, хочешь уйти на покой? Может, лучше съездишь во Владивосток, крабом займешься?" Я ответил, что у меня совсем иные планы. Дача, 60 соток земли, теннисный корт, баня. Много чего. В конце концов, мне в тот момент уже исполнилось 66 лет. Не мальчик. Ну какой Владивосток? Надо когда-то и для себя, для семьи пожить. У меня жена-красавица, трое детей, внук.

Так мы разговаривали минут десять-пятнадцать, слово за слово, и я… согласился.

— Чего вам для счастья не хватало, Александр Анатольевич?

— Наверное, куража. Подумал: а ведь я никогда не попаду во Владивосток и не узнаю, как ловят крабов.

В итоге через две недели — 7 сентября 2018 года — сел в самолет и отправился на другой конец страны.

Про бизнес, которым предстояло заняться, не знал ровным счетом ничего, даже крабов прежде ел только из банок. Покупали на рынке консервы и делали салатик на праздники.

И вот, значит, приехал. Две комнаты: одна — метров 70, вторая — под 90. В них сидели 38 человек. Стол руководителя отделялся шторкой.

Глеб Сергеевич для статуса назначил меня заместителем гендиректора и, отправляя во Владивосток, сказал, мол, делать тебе особо ничего не надо, смотри, наводи порядок, следи, чтобы не воровали. Я согласился: как раз то, что умею и знаю.

В первые месяцы помалкивал, слушал, вникал. Сосредоточение всех руководителей в одном кабинете сыграло максимально позитивную роль. Я все видел, оценивал, а к декабрю окончательно погрузился в процесс — жизнь вынудила.

Отрасль специфическая, производство в море, и оно сильно отличается от добычи и переработки той же рыбы.

— Вы ходили в рейсы?

— Один раз и коротко. Откровенно говоря, страшно не люблю качку. Я не морской волк, у меня плохой вестибулярный аппарат. Мне больше нравится любоваться морем с суши, а если плавать, то самому.

— Прочел, что профессия краболова входит в десятку наиболее опасных в мире. Наряду с шахтерами, горноспасателями, пожарными...

— Тяжелейший труд! И физически, и морально. Особенно на процессорах. Управляться с живым крабом чуть полегче, там есть хоть какие-то передышки, когда порядки поставлены, ну и на переходах из порта в район добычи и обратно.

— Что за порядки?

— На хребтину — специальный трос — через каждые 20 метров крепят ловушки для крабов. Их сначала опускают на глубину, на застой, а через какое-то время — от суток до трех — поднимают. Одно судно выставляет до трех тысяч ловушек. Работа так и идет циклами — постановка-выборка, постановка-выборка… Добыли свой объем, который в зависимости от подзоны и вида краба колеблется от 30 до 50 тонн, и пошли обратно, сдавать продукцию на берег. Пока судно идет, большая часть экипажа отдыхает, кроме, конечно, тех, кто несет вахту.

А на процессорах почти нет пауз, постоянный конвейер. Краба ловят, разделывают, варят, укладывают в короба, упаковывают, морозят…

Круглый год штормы и сырость, а зимой еще холод и постоянная угроза обледенения. Мороз градусов 20 и ветер до 15 метров в секунду. Покрытое льдом судно может потерпеть крушение, затонуть. Поэтому всегда внимательно слежу за погодой. Если появляется штормовое предупреждение или иная погодная опасность, департамент управления флотом тут же получает от меня команду убрать суда в защищенные бухты. Впрочем, в департаменте работают люди надежные, профессиональные, сами все знают, справляются в основном. Ни при каких условиях не могу рисковать людьми. В ледяной воде при температуре около нуля человек без специального комбинезона погибает за пять минут. У нас на флоте строжайшее правило: выход на палубные работы без гидрокостюма запрещен. Штрафуем беспощадно.

— Но без ЧП все равно не обходится. В 2020 году был пожар на судне, находившемся в рейсе.

— На "Витиме". Мы покупали его уже старым. Видимо, где-то закоротило проводку. Жертв удалось избежать, экипаж самостоятельно перешел на плотах на другой наш краболов. "Витим" спасли, хотя условия были сложные. Сильнейший ветер создавал приличное волнение на море, прибывшие спасатели "Морспаса" залили "Витим" водой, тот обледенел и накренился на 27 градусов. Подогнали другое спасательное судно, приняли меры, чтобы краболов не выбросило на берег в заповеднике, не произошло утечки топлива…

Выводы мы, разумеется, сделали. Все бэушные суда подвергли полной ревизии, старые кабель-каналы освободили, проложили новые из негорючего материала. Это дополнительные деньги, но лучше заплатить, чем потерять моряков. Люди всегда в приоритете.

— Тем не менее в феврале 2022 года старший механик "Акванавта" погиб…

— Тут другое. Судно пришвартовалось в порту Зарубино, закрепило концы и… утонуло. Бывает так: хулиганы избили человека, он умер, а на следствии выясняется, что ни одна из нанесенных травм не являлась смертельной, однако по совокупности они привели к летальному исходу. Вот и с "Акванавтом" схожая картина.

Сейчас дело в суде, давать какие-либо комментарии преждевременно.

Скажу одно: эта трагедия больно ударила меня в сердце, до сих пор не могу оправиться… Семье пострадавшего оказали материальную помощь — вместе со страховкой выплатили более трех миллионов рублей. Взяли на себя все расходы по похоронам. Моряк был из Калининграда. Скорбим…

— "Акванавта" подняли?

— Да, еще в феврале. Краболов старый. В 2018 и 2019 годах его долго ремонтировали, после чего судно еще три года ходило без замечаний.

— Рыбаки у вас хорошо получают?

— Моряки зарабатывают! И, повторяю, тяжелым трудом. Они пашут, мы тоже стараемся, чтобы у каждого матроса выходило не менее 250 тысяч рублей на пай. Все зависит от умения, желания и рыбацкого счастья. Порой у рядовых членов экипажа набегает и по 400 тысяч рублей в месяц, если капитан, как говорят, уловистый.

Тот может заработать и миллион рублей, и полтора. Но это люди исключительные, штучные, редчайшие. Неоднократные попытки перевести старпомов в капитаны далеко не всегда приводили к успеху. Старший помощник работает в тени первого лица, не получает достаточных навыков по принятию решения, взятию ответственности на себя. Поэтому вводим институт наставничества, поощряя опытных мастеров.

К слову, большинство капитанов выросли из браконьеров. Это не их вина. Владельцы исторических квот нанимали морских волков на особых условиях. Многие переучились, работают по правилам, и с ними легко. Но есть и тяжелые персонажи. Неисправимые. Наказываем, караем рублем. Всегда необходимо строго следовать уставу. Море шуток не прощает.

Мне приходилось увольнять людей, но редко. Кажется, Бог наградил чуйкой, необходимой руководителю. Почти всегда могу предугадать, чего ожидать от человека, как поведет себя в критической ситуации. Зачастую хватает короткого разговора, чтобы все понять. Потом даю команду кадровикам, брать кандидата на работу или нет. За тех, кого взял, несу персональную ответственность.

— Сколько народу у вас сейчас работает?

— В офисе под 200 человек. Ну и в море около полутора тысяч за год набирается — матросы, механики, технологи, капитаны. У нас же сменные экипажи. Проблема кадров на флоте — самая острая. Это факт. Катастрофически не хватает специалистов, профессионалов. Стараемся изменить положение, обучаем людей, хорошо платим, даем возможность профессионального развития.

— А когда "Русский Краб" вышел на ведущие позиции в России по объему вылова?

— В 2020 году стали крупнейшими на Дальнем Востоке и вторыми в стране после СЗРК (Северо-Западный рыбопромышленный консорциум), компании которого ведут промысел на Севере.

В Баренцевом море сумасшедшие уловы. Там краба начали расселять еще до Великой Отечественной войны, проводили эксперименты, завозили буквально в солдатских термосах. Сразу не пошло. В 70-х годах выпустили очередную партию, и краб неожиданно попер, стал жрать икру трески, рыбы стало заметно меньше, зато краба очень много.

Правда, с рынками сбыта у СЗРК сейчас возникли серьезные проблемы. После введения санкций США и Европа закрылись, остаются Китай и Япония.

— И как туда довезти продукцию?

— Пути два: контейнером по железной дороге либо кораблями по Северному морскому пути.

— Реально доставить живого краба?

— Можно попробовать, но вряд ли.

— Значит, только сыромороженый, который китайцам не слишком нужен?

— В таких объемах — да. Кроме того, на Дальнем Востоке есть мы. Возрастет конкуренция, упадет цена.

— Подозреваю, она уже сильно снизилась?

— С начала года — на 40–50 процентов.

Но такая ситуация не только в России. У американцев цены обвалились в три раза. Канадцы не знают, что со своим опилио делать. Если в прошлом году продавали по 35 долларов за килограмм, сейчас отдают уже по 17–18 долларов.

— Вам планы на год по EBITDA пересмотрели?

— Это закрытая коммерческая информация.

Могу лишь сказать, что в бизнесе никто не гарантирует, что в конце всегда ждет приз. Случаются взлеты и падения, к этому надо относиться философски. У меня такой принцип: взял обязательства, дал слово — держи, чего бы ни стоило. Да, порой приходится трудно, зато никогда не бывает стыдно. И от партнеров требую такого подхода. Люблю взаимность

— Правильно понимаю, что крупным компаниям вроде вашей торговать на экспорт даже сейчас выгоднее, чем оставлять краба в России?

— Потребности внутреннего рынка процентов на 90 закрывает Мурманск. Он ближе к Москве и Питеру, оттуда возить проще и дешевле. Эти два города в основном и определяют спрос на краба в России.

Доллар уже стоит в районе 60 рублей, а себестоимость краба для нас составляет почти 16 долларов за килограмм. Если краб будет продаваться, допустим, по 20 долларов, это может быть востребовано по цене на российском рынке. Но появится ли спрос? Вопрос открытый. Лишь рост благосостояния может заставить население покупать краба, который точно не относится к товарам первой необходимости.

У нас в стране до сих пор нет привычки, традиции есть этот деликатес. Не приучены мы. Русский человек мясо любит. Хотя те, кто распробовал краба, становятся его фанатами. Но таких по понятным причинам не много.

— В прошлом году я делал интервью с братьями Березуцкими, известными рестораторами, обладателями двух звезд Michelin.

— Знаю их, они приезжали ко мне во Владивосток.

— Вот-вот! Сергей с Иваном рассказывали, что раз десять летали в Приморье, искали серьезных людей, чтобы договориться о поставках свежего краба в Москву. Они открывали ресторан Wine & Crab и жаловались, что ни с кем не удалось найти общий язык.

— Понятное дело.

— То есть?

— Прилетели ребята с современными подходами, умные. Говорят: "Краба можете поставить?" Мы назвали цену. Отвечают: "Дорого, из Мурманска дешевле". И уехали.

Правда, один раз мы все же ударили по рукам. Я дал минимальную цену, мы отправили четверть тонны краба. Но сотрудничество все равно не получило продолжения — и дело тут не только в том, что в России не готовы покупать краба по цене деликатесного продукта. Нет логистических условий и серьезного спроса.

Хотя Березуцкие — отличные рестораторы. С искрой.

— В Москве есть хороший краб?

— В том же Wine & Crab отличный. Только он не дальневосточный, а из Баренцева моря. Его живым грузят в Мурманске в чаны с морской водой и за двое суток довозят машинами до Москвы. Это ведь не из Владивостока через всю страну. Самолетом — сложно и дорого.

Вот норвежцы, деловые люди, умудряются доставлять живого краба и в Америку, и в Китай, а мы не можем. Почему? Процветают раздолбайство и бюрократия, чиновники не заинтересованы в содействии бизнесу. Скажем, мы пытались продавать в Сингапур, но не справились с логистикой, а потом и чартеры отменили.

Поэтому проще везти краба в Китай. Туда самолетом лететь не надо.

Хотя и тут проблем хватает. Рукотворных, к сожалению.

— Объясните.

— Выгружаем краба с судов в порту Зарубино, его сразу забирают китайцы и отправляют на машинах на автомобильный погранпереход Краскино. На китайской стороне, в Хуньчуне, товар уже с нетерпением ждут.

Но в Краскино почти всегда очередь сумасшедшая! На многие сутки.

И туда еще от Зарубино доехать надо. Казалось бы, и путь не далек, но дорога убита! За ее состояние отвечает губерния, краевые власти обещают отремонтировать в 2023 году, а пока стыдоба несусветная. В Краскино сортиры загажены, документы оформляют в ржавом ангаре, досмотровых ям не хватает, состояние их оставляет желать много лучшего. Сотрудники приносят воду с собой, нормальной на погранпереходе нет.

На китайскую сторону переходишь, а там красота: современные строения, великолепный пропускной пункт…

В итоге из-за творящегося бардака страна ежегодно теряет десятки миллионов долларов, недополучает экспортную выручку. Китайские покупатели свои риски страхуют за счет снижения нашей цены. Краб, например, стоит 40 долларов, а они говорят: "Берем по 35. Пока прождем в Краскино, десять процентов вашего краба подохнет". Вот и все. Нам крыть нечем.

При этом не могу бросить камень в адрес пограничников или таможенников, те идут навстречу, работают сверхурочно, но пункт физически не в состоянии обслужить больше машин, условия не созданы.

— Сколько может длиться ожидание?

— Рекорд — десять дней.

— Краб выдерживает такие испытания?

— Камчатский в идеальных условиях спокойно живет до трех месяцев и более. Главное — довезти живым до Хуньчуня. Там его выпускают в огромные бассейны, за пару дней приводят в норму. Краб акклиматизируется, потом малыми машинами — от двух до пяти тонн — его развозят по точкам. Через полтора дня живой краб уже лежит на рынке в Шанхае.

Основная преграда — погранпереход Краскино.

— Вы называете себя кризис-менеджером. Что это значит в вашем случае?

— Мне интересно там, где изначально что-то не получается. Люблю прийти и попытаться настроить дело, чтобы все заработало. Когда все идет по накатанной, теряю бдительность и нюх, начинаю скучать.

Есть несколько постулатов, которые помогают мне жить. Вот, например. Чем хороша правда? Ее не надо запоминать. В трудных ситуациях всегда повторяю коллегам, что нас не устроит ни ужасный конец, ни ужас без конца. А эта фраза, по сути, является моим девизом: жизнь — бесконечный выбор. Любой поступок требует принятия решения. Неважно: дорогу перейти, спичку зажечь. Или, скажем, в 66 лет сорваться с насиженного места и поехать во Владивосток. Тоже выбор…

— Это последнее ваше место работы?

— Думаю, да. У Высоцкого есть строчки: "Азарт меня пьянит, но, что ни говори, я торможу на скользких поворотах". В моей жизни всегда большое значение имел кураж, но 9 июля мне исполняется 70 лет…

Да, чувствую, вижу, что мой опыт и накопленный багаж востребованы. Они наверняка пригодятся и в статусе акционера. За короткое время, практически за год, удалось создать крабодобывающую компанию, ставшую одной из ведущих в России. Я искал и нашел людей, сплотил их в коллектив, настроил на результат, и они поверили, что поставленные задачи нам по плечу. Я не учу механиков ремонтировать суда, а рыбаков ловить краба, но знаю, как выстроить процесс, чтобы все заработало. Команда увеличилась кратно, долгое время я лично отбирал сотрудников. Зато теперь у нас специалисты, лучше которых в крабовой отрасли на Дальнем Востоке, наверное, мало. Они классные и достойны уважения!

— Но вряд ли вы думали, что дембельский аккорд получится таким…

— Сложным?

Разумеется, ориентировался на иной результат. Сделанное с 2019 года позволяло рассчитывать на это. А тут вместо стабильности и постепенного развития новые вызовы…

— А вы действительно мечтали стать писателем?

— Профессиональным — вряд ли. Хочу рассказать про свою семью и надежд пока не оставил. Здесь же главное — успеть. Раньше пробовал сочинять стихи. Это скорее была графомания, чем поэзия, тем не менее занятие мне нравится.

 Действительно, хочу написать историю семьи, как ее знаю. О матери, отце, деде. Их воспоминания о войне.

Мама родилась в 1926 году в Белоруссии. Тяжелые времена! Она говорила: жили на хуторе, но пухли с голоду. Ее отчим в первые же дни войны ушел на фронт и пропал без вести. Семья пыталась эвакуироваться, попала под бомбежку. Мама прибилась к воинской части, была в окружении, ушла к партизанам, провоевала там два года. По приказу с Большой земли отряд пробовал соединиться с регулярной армией, но напоролся на немцев. Те загнали партизан в болото и почти двое суток поливали из минометов. Люди стояли по пояс в ледяной ноябрьской воде. Мама рассказывала, что многие мужики не выдерживали — стрелялись…

Потом она служила во фронтовой артиллерии, окончила войну в Пруссии. Мужа встретила в Белоруссии. Мой отец из Пензенской области. Он тоже из глубоких селян. Мечтал быть трактористом, а стал военным, служил в авиации, в отставку ушел подполковником. Я родился, когда мама сдавала очередную сессию в университете в Минске. Потом отца перевели служить в Североморск, и мы туда переехали…Там я вырос и окончил школу.

Дед был замечательным плотником, рубил дома для переселенцев на Дальнем Востоке. Это передалось отцу. Он любил мастерить, и мне нравится работать руками. Один за другим построил три дома. Попутно десятками высаживал деревья, вырастил сына и двух дочерей. В последнем из выстроенных домов живу. Точнее, жил, пока не перебрался во Владивосток. Жалею, что с 2018 года редко видел детей, которые повзрослели без меня, но я всегда на первое место ставил работу. В оправдание могу сказать, что семью безумно люблю и всегда о ней заботился.

Долго не мог понять, кем хочу быть в жизни — журналистом, артистом, экономистом. В Институт связи поступил легко, однако после первого курса забросил учебу, года полтора чем только не занимался, в разные ситуации попадал, но всегда работал — лаборантом, грузчиком на пищекомбинате и ликеро-водочном заводе, строил и новое здание "Известий", и корпуса МГИМО.

А еще фарцевал и играл в карты.

— На деньги?

— Конечно.

— Успешно?

— По-разному.

Когда повзрослел, поумнел, пришел к декану, говорю: хочу вернуться в институт. Борис Михайлович Романов — отличный был человек — ответил: "Отработай год. Принесешь хорошую характеристику, возьму".

Честно трудился рабочим на стройке в СУ-208 и "Мосстрое-29", потом восстановился в вузе. Я был на два-три года старше большинства сокурсников, поэтому дурака валять не мог по рангу. На отлично защитил диплом и сдал госэкзамены, получил хорошее распределение, работал много и с удовольствием. В 34 года меня наградили орденом "Знак Почета"…

В общем, могу долго рассказывать о себе и о семье, но подробности все же приберегу для книги.

— Название для нее уже придумали?

— Нет пока, но это же не корабль, правило капитана Врунгеля тут вряд ли работает.

— Про крабов глава будет?

— Обязательно. Мне теперь без них никуда.

— Научите, как на прилавке правильно выбрать самого лучшего.

— Надо посмотреть клешню или фалангу на разрез. У хорошего краба наполнение мясом должно быть более 80 процентов...

— А по сортам?

— Есть камчатский, синий, равношипый, волосатый, опилио, бэрди... Последние два — стригуны, относящиеся как бы ко второму эшелону. Камчатский и синий — из разряда королевских. Кому что нравится. Я могу съесть любого краба, но делаю это не столь уж часто. Занимаюсь крабом и всем, что с ним связано, чуть ли не сутки напролет — 24 на 7. Он уже в печенках у меня сидит!

— Вы как Верещагин из "Белого солнца пустыни". Ему, помнится, икра черная надоела.

— Я русский человек, больше люблю обычное мясо. Нажаришь свининки с лучком… Ух!

— Хороший финал разговора с гендиректором компании "Русский Краб".

— Одно не противоречит другому. Краб — чистый белок, ценнейший продукт, бальзам для здоровья, лакомство для гурманов. Кто же с этим спорит? Но меня позвали на работу не из-за любви к ракообразным.

Я должен компанию развивать, флот строить, план давать. И делаю это.

На фото: Гендиректор группы компаний «Русский краб» Александр Сапожников.
фото: © Глеб Телешов/Пресс-служба ГК "Русский Краб"